– Вы можете терроризировать других своих арендаторов, особенно тех, кто имеет несчастье работать на вас, но меня вам не запугать, – заявила она.
Терпение Алекса лопнуло. Как это ей удается так легко задеть его за живое? Он знал, что ее обвинения абсолютно беспочвенны и несправедливы, но почему-то воспринял их довольно болезненно.
– Послушайте… – раздраженно начал он. Но Молли не собиралась никого слушать.
– Вы переходите все границы, – угрожающе произнесла она. – Немедленно покиньте это помещение, не то я…
Она вдруг поняла, что говорит в пустоту. Глаза Алекса были устремлены на статью, лежавшую на столе. Рядом валялся листок с заметками, в которых имя графа Сент-Оутела было подчеркнуто жирной чертой и выделено тремя восклицательными знаками. И без того лицо Алекса стало темнее тучи, и в воздухе запахло грозой.
– Потрудитесь объяснить, что это такое, – произнес он с холодной яростью, отчетливо выговаривая каждое слово.
– Думаю, вы уже сами все поняли. Я написала статью о том, как жестоко поступают землевладельцы с фермерами и рабочими, когда те выходят на пенсию, – ответила Молли, высоко поднимая голову, чтобы храбро встретить его гневный взгляд.
– Вы намекаете, что это я так плохо обхожусь со своими арендаторами? – спросил Алекс.
Молли вздернула подбородок еще выше.
– Вы же не станете отрицать, что выгоняете стариков из своих домов, чтобы освободить место для более молодых работников?
– Стану.
Молли растерянно моргнула. Она не ожидала такого категоричного ответа.
– Вы лжете, – с уверенностью сказала она.
Алекс не мог поверить своим ушам. Ее обвинения были настолько нелепы и далеки от истины, что ему следовало скорее рассмеяться, чем рассердиться. Но, незаслуженно оскорбляя его, эта журналистка была так уверена в своей правоте, что он сжал зубы и угрожающе тихо произнес:
– Я не лгу.
– Лжецы всегда так говорят, – с непоколебимой убежденностью заявила Молли.
– Если вы думаете, что кто-то согласится опубликовать эту чушь, то… – раздраженно сказал он и протянул руку, чтобы взять статью со стола.
Молли инстинктивно рванулась, чтобы помешать ему, но Алекс опередил ее, смяв листы в кулаке. Потеряв равновесие, девушка оступилась и, падая, испуганно вскрикнула. Он выпустил измятые листы и подхватил ее.
– Отпустите меня. Немедленно, – потребовала она, молотя своими маленькими кулачками по крепкой, как стена, мужской груди и не задумываясь о том, что без этой могучей поддержки просто лежала бы сейчас на полу у его ног.
Но, похоже, тело Молли совершенно не поддерживало эти слова. Какая-то странная слабость охватила девушку. Она не могла припомнить, чтобы когда-нибудь в жизни испытывала нечто подобное.
Крайне легкомысленно поддаваться подобным ощущениям и позволять своему телу реагировать таким ужасным образом, сурово сказала она себе. В конце концов, это всего лишь мужчина.
– Немедленно отпустите меня. Я вас ненавижу, – воскликнула Молли. Она хотела дать понять, что ставшая уже явной дрожь ее тела означает гнев и ничего больше, – на случай, если он посмел предположить другое…
– Я вас тоже, – сквозь зубы пробормотал Алекс.
Так почему же, только что явно и открыто выразив взаимную неприязнь, они сжимают друг друга в объятиях и целуются, как пара влюбленных, которые не виделись целую вечность?
Молли не знала ответа. Она понимала только то, что эти ненасытные поцелуи еще сильнее разжигают кипящий у нее внутри огонь.
Она никогда не предполагала, что может испытывать к кому-нибудь такое безумное желание.
Если я сию же минуту не возьму себя в руки, то еще немного, и начну сама срывать с него одежду, сказала себе девушка.
Что с ней происходит? Как ему удается мгновенно довести ее до такого состояния? Пробудить в ней такой жар… Это не любовь и не примитивное физическое влечение. Этому нет названия…
Молли поняла, что столкнулась с чем-то взрывоопасным… Рискованным… Голодная, алчущая, ноющая страсть мучительной судорогой скрутила ее тело, когда она оттолкнула его прочь, чтобы через мгновение притянуть еще ближе, жадно впиваясь в его рот, охватывая губами горячий твердый язык.
Она ощущала его возбуждение, и ее тело жарко пульсировало в ответ. Лихорадочные видения проносились в мозгу Молли… Видения, в которых она и Алекс переплетались нагими телами и… Она почувствовала, как отвердели ее соски, проступая сквозь ткань блузки, и снова жадно впилась в его рот. Он застонал в ответ и начал лихорадочно мять и тискать ее податливое тело, охватывая ладонями груди и сжимая их с такой силой, что Молли чуть не задохнулась.
Нестерпимое желание захлестнуло ее. Ответная дрожь пробежала по телу Алекса, у него вырвался низкий глухой звук, похожий на рычание, и их губы снова жарко слились.
И вдруг он резко и решительно отстранился.
Молли инстинктивно воспротивилась. Она была так возбуждена, что не могла выпустить его из объятий.
Но тут, к счастью, разум вернулся к ней, заставив стряхнуть руки, все еще сжимающие ее плечи, и гневно произнести хриплым, срывающимся голосом:
– Как вы посмели?!
На глаза ей попалась корзинка с персиками, которую принес с собой Алекс. Она с радостью ухватилась за предмет, на который можно было переключить внимание.
– Откуда это взялось? – агрессивно спросила она.
– Я принес, – резко ответил Алекс. – Это из нашей домашней оранжереи.
Он тоже злился на себя, силясь понять, что заставило его вести себя таким образом. В тридцать лет пора бы научиться контролировать свои эмоции, говорил себе Алекс. На то, что он испытывал, держа Молли в. объятиях, было сильнее, гораздо сильнее, чем примитивное влечение к хорошенькой женщине.